Неточные совпадения
Он усердно тянул ее за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем.
Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси
ушла, мальчик показал свою руку.
— А вот как, Верочка. Теперь уж конец апреля. В начале июля кончатся мои работы по Академии, — их надо кончить, чтобы можно было нам жить. Тогда ты и
уйдешь из подвала. Только месяца три потерпи еще, даже меньше. Ты
уйдешь. Я получу должность
врача. Жалованье небольшое; но так и быть, буду иметь несколько практики, — насколько будет необходимо, — и будем жить.
Это было преступление без заранее обдуманного намерения: однажды вечером мать
ушла куда-то, оставив меня домовничать с ребенком; скучая, я развернул одну из книг отчима — «Записки
врача» Дюма-отца — и между страниц увидал два билета — в десять рублей и в рубль.
Капитан, тихо разговаривая с Дюроком, удалился в соседнюю гостиную. За ними
ушли дон Эстебан и
врач. Эстамп шел некоторое время с Попом и со мной, но на первом повороте, кивнув, «исчез по своим делам», — как он выразился. Отсюда недалеко было в библиотеку, пройдя которую Поп зашел со мной в мою комнату и сел с явным изнеможением; я, постояв, сел тоже.
Он разбавил спирт водой, дал мне выпить, и я тут же в передней съел кусок ветчины. В животе потеплело, и тоска на сердце немного съежилась. Я в последний раз пришел в спальню, поглядел на мертвую, зашел к конторщику, оставил ампулу морфия
врачу и, закутанный,
ушел на крыльцо.
…конечно, недостойно, доктор Поляков. Да и гимназически глупо с площадной бранью обрушиваться на женщину за то, что она
ушла! Не хочет жить —
ушла. И конец. Как все просто, в сущности. Оперная певица сошлась с молодым
врачом, пожила год и
ушла.
Приходил маленький, рыженький, с длинным носом и с еврейским акцентом, потом высокий, сутулый, лохматый, похожий на протодьякона; потом молодой, очень полный, с красным лицом и в очках. Это
врачи приходили дежурить около своего товарища. Коростелев, отдежурив свое время, не
уходил домой, а оставался и, как тень, бродил по всем комнатам. Горничная подавала дежурившим докторам чай и часто бегала в аптеку, и некому было убрать комнат. Было тихо и уныло.
С психиатрией я в то время был знаком поверхностно, как всякий врач-неспециалист, и около года
ушло у меня на чтение всякого рода источников и размышление.
— А что, если бы в самом деле ожить? Хорошо бы было! — слабо улыбнувшись, сказал Кузьма. — Тебя
ушлют драться, и мы с Марьей Петровной поедем: она милосердной сестрицей, а я
врачом. И буду я около тебя, раненого, возиться, как ты теперь около меня.
Земский
врач, чрезвычайно утомленный и на вид больной человек, сидел около кровати в кресле и, задумавшись, делал вид, что считает пульс. Отец Иеремия, только что кончивший свое дело, заворачивал в епитрахиль крест и собирался
уходить…
Они
ушли. Я взялся за прерванное их приходом чтение. И вдруг меня поразило, как равнодушен я остался ко всем их благодарностям; как будто над душою пронесся докучный вихрь слов, пустых, как шелуха, и ни одного из них не осталось в душе. А я-то раньше воображал, что подобные минуты — «награда», что это — «светлые лучи» в темной и тяжелой жизни
врача!.. Какие же это светлые лучи? За тот же самый труд, за то же горячее желание спасти мальчика я получил бы одну ненависть, если бы он умер.
На нем
уходила в кругосветное плавание горсточка моряков, составлявших его экипаж: капитан, его помощник — старший офицер, двенадцать офицеров, восемь гардемаринов и штурманских кондукторов,
врач, священник, кадет Володя и 130 нижних чинов — всего 155 человек.
Первого из них я уже не застал в Ницце (где я прожил несколько зимних сезонов с конца 80-х годов); там он приобрел себе имя как практикующий
врач и был очень популярен в русской колонии. Он когда-то бежал из России после польского восстания, где превратился из артиллерийского офицера русской службы в польского"довудца";
ушел, стало быть, от смертной казни.
Когда генерал
ушел, главный
врач рассмеялся.
— Душегуб! Чего нам тут стоять? Видишь, все
уходят!.. Старшему-то
врачу хорошо говорить, его в плен возьмут, а нас раньше плена всех перережут.
Подобно офицерам, и солдаты каждый свой шаг начинали считать достойным награды. В конце года, уже после заключения мира, наши госпитали были расформированы, и команды отправлены в полки. Солдаты
уходили, сильно пьяные, был жестокий мороз, один свалился на дороге и заснул. Его товарищ воротился за полверсты назад и сказал, чтобы пьяного подобрали. Назавтра он является к главному
врачу и требует, чтоб его представили к медали «за спасение погибавшего».
Я познакомился в штабе с местным дивизионным
врачом; он по болезни
уходил в отставку и дослуживал свои последние дни.
Генерал прошелся по бараку, останавливался перед неспящими больными и равнодушно спрашивал: «Чем болен?» Главный
врач и смотритель почтительно следовали за ним.
Уходя, генерал сказал...
— Чего они ждут? Скажи, чтобы поскорее резали, а то наш поезд
уйдет! — обратился главный
врач к станционному сторожу, понимавшему по-бурятски.
Делопроизводитель рассказывал долго. Главный
врач и смотритель жадно слушали его, как ученики — талантливого, увлекательного учителя. После ужина главный
врач велел обоим Брукам
уйти. Он и смотритель остались с гостем наедине.
Но главный
врач к обозу не поехал; он только велел Сметанникову стоять и без его распоряжения не
уходить, хотя бы всем грозил плен.
Через минуту главный
врач стоял перед корпусным командиром, вытянувшись и приложив руку к козырьку. Генерал сурово сказал ему что-то и вместе с начальником штаба
ушел в свой вагон.
Мы двинулись к железной дороге и пошли вдоль пути на юг. Валялись разбитые в щепы телеграфные столбы, по земле тянулась исковерканная проволока. Нас нагнал казак и вручил обоим главным
врачам по пакету. Это был приказ из корпуса. В нем госпиталям предписывалось немедленно свернуться,
уйти со станции Шахе (предполагалось, что мы уж там) и воротиться на прежнее место стоянки к станции Суятунь.
Главный
врач отвернулся от меня, обращается к палатным служителям: «Не сметь матрацев сменять, поняли?» — и
ушел…
Первый день
ушел на проверку очередных списков и семейного положения призываемых. Со второго началось освидетельствование новобранцев. Приехали двое
врачей: военный и гражданский — окружной, как называют их в Сибири.